Предложение Лежи Волгоградского (он же Мамба, он же Коломиец — по паспорту) выглядело для меня каким-то сюрреалистичным. Более полутора тысяч километров с пересадкой в Москве. Конечно, ничего сверхъестественного, если бы это было лето. Но на подледную рыбалку в Волгоград — так далеко я еще не забирался.
С Лехой, помимо всего прочего, нас объединяла страсть к безмотыльной ловле. И готовясь в поездку, я набрал полный рюкзак вопросов, часть из которых так и осталась в нем до сих пор. Но по порядку.
КОРОЧИНСКИЙ ЗАТОН
Леха, слегка запыхавшись, встретил на перроне:
— А, это опять ты? Короче, анекдот: мужик едет в троллейбусе…
— Может, короче, чаю изопьем? — я постарался направить Лехин настрой на более приземленный лад и выяснить план мероприятий. Дальняя дорога отняла физические силы. Душевные едва теплились.
— От чая полнеют! Короче, едем в Корочин!
По дороге я все пытался выпытать, что такое затон. В конце концов уяснил, что это округлый обширный залив основного русла Волги с глубокими ямами, обратным течением и водоворотами.
Ближе к ночи достигли рыболовно-туристической базы. На ней и основали плацдарм.
Утром, пробравшись по тропинке вдоль ивняка, обнаружили, что прибывшая вода оторвала лед по всему берегу и заход на водоем возможен лишь с помощью настила из бревен и веток. Звук бензопилы, спугнув ворону, сдавленно прорывался сквозь серый туман над затоном. Спустя четверть часа настил был уложен.
Лед, временами абсолютно прозрачный, внушал уверенность. Кое-где виднелись лужи после ночного дождя. Я семенил за Лехой, как осенняя трясогузка, опасаясь делать размашистые шаги. Лужи уже начали застывать, создавая дополнительное затруднение для моих скользких бахил. Пару раз таки пришлось станцевать одну из разновидностей лезгинки под гортанное улюлюканье напарника. Наконец добрели. Леха сверялся с береговыми ориентирами. Я готовился к празднику первой лунки в южных широтах. Но все прошло как-то незаметно и буднично. Пока я ждал оркестр и ковровую дорожку, Леха про-сверлился и почти мгновенно выловил упитанного окунька.
Я бросил расслабляться и стал искать свою рыбу. Назовем это так. Потому что на самом деле для начала необходимо было найти точку отсчета, то есть дно. В общем, я и раньше подозревал, что с моими снастями на Волге делать нечего — значительные глубины и течение. Пришлось убедиться на практике. Леха ловил на трехграммового чертика, после каждой проводки немного стравливая леску. Но можно было отчетливо видеть, как кивок останавливается при касании приманкой дна. На его удочке, но никак не на моей.
Уловистость ее была окружена ореолом неизвестности. Но зато ей с легкостью удалось найти дно и ее несильно несло течением.
Разбежались по сторонам. Леха ушел искать свои старые лунки, где он неделю назад неплохо половил крупных окуней. Я остался исследовать окрестные глубины. А зря. Не получил ни одной поклевки, пару раз цеплялся за коряги. Выручал отцеп. Глубина начиналась почти у самого берега. Отошел дальше в затон. Течения там не было. Впрочем, как и поклевок.
А за Лехой нужен был глаз да глаз! Когда я бросил исследовательские потуги и приблизился к приятелю, тот вытаскивал уже третьего солидного окуня. Два красавца весом в триста-четыреста грамм время от времени шлепали хвостами на гладкой ледяной поверхности. Лешкина проводка не сказать чтобы была как-то затейлива и прихотлива: плавный равномерный подъем до уровня глаз — и резкий сброс вниз. Но почерк! Я давно заметил, что у многих опытных рыболовов есть свой индивидуальный почерк проводки, повторять который очень нелегко, а порой даже невозможно.
На правах гостя пробурил лунку в метре от приятельской. И что же? Опять ни поклевки… Правда, и у напарника клев притих. Снова разбежались в поиске. На этот раз я далеко не уходил и постоянно держал Леху в прицеле ледобура. И как только спустя некоторое время отвернулся, уселся поудобнее и сосредоточился на проводке… характерный восклицательный звук среди безмолвия и безветрия — звук падения на лед удочки — заставил резко обернуться. Лешка — нет, не перебирал руками, а держал внатяг леску, что-то тихо бормоча под нос. Рыба не поддавалась. Наступил миг, когда соперники с равными силами вцепились в концы воображаемого каната. Я мигом достал фотоаппарат.
— Та-а-к, что-то солидное-е… — первый метр рыбаку удалось отыграть, а дальше опять подъем застопорился. — Ко-о-ля, помога-а-ай!
Я помогал. То есть стоял и щелкал затвором. Что я еще мог предложить? Медвежью услугу, когда из-за суеты и разлаженности действий сорвется рыба? В голове мелькали предположения: судак или лещ? На чертика может клюнуть кто угодно. Леска нехотя поддавалась дециметр за дециметром. Ах, когда же она кончится, наконец! Глубина около восьми метров показалась многокилометровой. И вот под прозрачным льдом стала мелькать рыбина. Я старался успеть хотя бы определить вид, до того как она сойдет. Но Леха мастерски пригласил рыбину прямехонько к выходу, то есть в лунку.
Вот это окунь! Окунище! Что ни говорите, а окуней, которые «за раз», то есть за один килограмм, приходится видеть нечасто. А выловленные на мормышку штучные экземпляры вообще запоминаются навсегда.
Нужно ли говорить, что после увиденного я превратил участок, на котором рыбачил Леха, в сито. Наградой за труды стал мерный окунь в те же грамм триста.
Короче, Корочинский затон с помощью Лехи мне в очередной раз продемонстрировал, сколь многообразной и увлекательной может быть безмотыльная ловля. И что если рыба не ловится, это вовсе не означает, что ее нет. Нужно подобрать ключик. А глубина и течение — факторы, которые заставляют относиться к материальной стороне вопроса более вдумчиво. Теперь, когда я пишу эти строки, в моем арсенале появились трехграммовые чертики. Лучше поздно…
Надо признать, что в Корочинском затоне окуней мы поймали только из четырех лунок, прокрутив при этом не менее пяти или шести десятков. Течение то ослабевало, то вновь усиливалось. Очевидно, рыба смещалась. После обеда найти ее нам не удалось. Но как бы там ни было, Леша выступил мастерски.
БЕЗЫМЯННЫЙ ЕРИК
На другой день мы решили разведать новые просторы. Благо воды на ледяном панцире вокруг Корочи-но было предостаточно. Утром слегка подмораживало, было безветренно. На безоблачном небе поднимался розовый солнечный диск.
Длинный рукав какого-то притока или залива я для себя обозвал ериком, хотя, может, это и не совсем верно. Неширокий, около пятидесяти метров, а длиной, наверное, несколько километров. Течения нет, и глубина четыре, максимум пять метров, но как правило, два-три. Основной и главной добычей у нас был окунь — «старший матрос». То есть до двухсот грамм. Редко удавалось поймать несколько рыб из одной лунки. Вероятно, в связи с изменением погоды. Давление повысилось, но действовало классическое правило глухозимья: новая лунка — поклевка. Поймал — беги дальше. Проловив в таком темпе часа два, я ушел отдыхать: сказывалась низкая адаптация — по широте ведь на десять градусов южнее перенесся. Леша к концу дня приволок пакет рыбы на отличнейшую уху. К сожалению, красноперки, плотвы, загадочного забана или иной бели встретить не удалось. Ловля на ерике — расслабляющая рыбалка выходного дня, когда никуда не нужно спешить, когда ярко светит солнце, а ветер не может прорваться сквозь заросшую кустарником пойму. Хорошее место для проверки уловистости вновь приобретенных безмотыльных мормышек.
Но нужно было ехать дальше… А дальше — дальше были рыбалки на других южных водоемах. Но о них расскажу в следующий раз — если, конечно, редакторы не зарежут.
Микола ЗУХАРЬ, Череповец — Волгоград, Фото автора
