Прогноз по погоде, а в газете и по клеву, на ближайшие выходные вырисовывался просто отличный. Зато возникла проблема выбора. Щука продолжала ловиться, но экземпляры в последнее время стали поменьше. До окуня добираться было нелегко, однако при определенном настрое и утоптанной дороге можно было осуществить и такую вылазку. Налим показывал норов, хандрил, но все равно попадался на крючок настойчивым рыбакам. Ну и как обычно, всю неделю витали слухи о ловле судака…
Устойчивый плюс днем, а в последние двое суток уже и ночью бередил рыбацкие думки. Пока мы с приятелем выстраивали планы, снег на льду от тепла стал мокрым и рыхлым. Это ограничивало выбор, но даже пятничным вечером неопределенность сохранялась. И вдруг звонок от знакомого: «Был сегодня в районе Мяксы, после обеда вышла сорога, от берега около трех километров…»
Сорогу любят ловить многие. Почему? Да потому, что крупная сорога оказывает очень достойное сопротивление и нередко уходит с мормышкой, оборвав леску. Когда сорога «шевельнулась», то есть стала поклевывать, попасться она может даже неискушенному в мормышечной ловле. А если новичку повезет и он сядет на «золотую» лунку, то сможет обловить прожженных и опытных коллег.
Выехали в половине седьмого — оказалось, поздновато. Все приемлемые для парковки места были заняты машинами более расторопных коллег. Пришлось воткнуться на обочине вдали от тропы, ведущей на лед. Натоптанная буранка держала отлично, но стоило сделать шаг в сторону, и нога проваливалась в замаскированную чистым снегом слякоть. Людской поток, движущийся по тропе, растянулся на километр. Нельзя было понять, идут ли коллеги на проверенное место или, подчиняясь духу коллективизма, следуют за большинством. Прошагав с приятелем половину намеченного расстояния в колонне, мы свернули с тропы. Точка, на которую призывно указывал навигатор, выглядела пустынной. Лишь поодаль виднелись темные силуэты таких же, как мы, одиночек-нонконформистов.
Приятель побежал с блесенкой по лункам, а я распустил безмотылку. В течение часа мы усердно бурились и искали свою рыбу. Приятель, устав бороться с многочисленными зацепами, начал предлагать рыбе мотыля на мелкой мормышке, я же твердо верил в муравья с бусиной. Бегали и между старых лунок, и рассверливали целинные барханы. Ноль! Полный выпуклый и подмигивающий ноль. Судя по тому, что несколько одиночек невдалеке тоже постоянно перемещались, дела их вряд ли шли много лучше. Зато разбухшая толпа в километре от нас притягивала к себе как черная дыра. В конце концов, устав бороться с искушением, и мы побрели в сторону надежды.
Пока добирались по сугробам, толпа на глазах то плотно сжималась, то редела. Солнце, которое по прогнозу должно было быть наглухо укутано в тучах, нещадно палило. Площадка размером в несколько футбольных полей была основательно разбурена. Я присел к чьей-то покинутой лунке. Опустил мормышку и наконец перевел дыхание. С пятого подъема бусину проглотил окунь грамм под четыреста. Борьба была упорной, но скоротечной. Воровато оглянулся вокруг. Такой великолепный дебют никем из окружающих рыболовов не заметил. Но этим все и закончилось — больше поклевок не было. Приятель, протиснувшийся было в середину сплоченных рядов, вернулся ко мне с новостями. Оказывается, утром было несколько коротких выходов мерной сороги, разбавленной единичными окунями и подлещиками. Некоторым счастливцам удалось выловить по десятку рыбин, но в среднем за выход вылавливалось от двух до пяти плотвиц на рыболова. Затем клев сходил на нет, и где он мог начаться вновь, никто не знал.
Побродив по старым лункам около часа и выловив одного ерша на двоих, стали осваивать целину. Приятель ловил на мотыля и первым реализовал поклевку, когда удочка просто стояла у лунки. Сорога была сравнительно мелкой, граммов двести, зато мотивировала на дальнейшие поиски. Но лед в 70-80 см не давал проявлять особенное усердие в поисковых работах, и после трех-четырех беспоклевочных лунок я стал отлынивать от работы и оглядываться по сторонам. Две толпы на расстоянии двухсот метров друг от друга означали, что опять случился выход рыбы. Приятель не выдержал и пошел в направлении ближайшей. Я настолько умаялся от буровых работ, что просто лежал на снегу и щурился от режущей глаза яркой белизны: защитные очки непредусмотрительно оставил дома. Неподалеку лунку просверлил парнишка лет пятнадцати. Долго ее чистил, степенно усаживался на ящик. Я же пытался разглядеть в толпе своего приятеля.
Резкие движения парнишки-соседа привлекли мое внимание: он вытаскивал рыбу. Я бросил валять дурака и про-сверлился… нет, не у самой его лунки и даже не в двух шагах, а мысленно отсчитав пять разрешенных совестью метров. Пока чистил лунку, парнишка на стояка выловил еще одну сорожину граммов в триста. Наконец и мой проверенный муравей замелькал желтой бусиной где-то у дна. Периодические касания, передававшиеся на чуткий кивок, свидетельствовали, что лунка с корягой. Когда парнишка стал вытаскивать третью рыбину, между мной и соседом появился третий желающий. Я сосредоточился на проводке. Вот дно. Начинаю подъем, вот легкое касание коряги в двадцати сантиметрах от дна — теперь путь должен быть свободен. Можно разнообразить игру, увеличив темп. Легкий сбой игры и плавный сгиб кивка вызвал мгновенную реакцию в виде подсечки. Есть! Вот она, долгожданная со-рожья тяжесть! Трудно спутать с окуневой. Мне кажется, при равном весе окуня и сороги последняя оказывает более сильное сопротивление.
Между мной и парнишкой разместились уже четыре человека. Я спешу освободить мормышку, резкие подсечки окружающих отвлекают. Наконец-то судорожно опускаю приманку. Подъем, чирк за корягу, дальнейший подъем, прижим кивка, подсечка. Вира!
Звоню приятелю. Просто короткий звонок и сброс соединения. Должен понять, что нужно идти ко мне. Ага, понял, пробирается. Рюкзак, который как бы просто стоит рядом, на самом деле все это время защищал крохотную площадку. Теперь приятель выделывает на ней акробатические трюки, дабы, сверяясь, не достать локтем ближайшего соседа. А я ловлю еще сорожину, затем чиркаю по губам кому-то. Наконец и мой друг тащит рыбку. Клев в самом разгаре. Парнишка, который привлек меня, а затем и других, кидает рыбу за рыбой. На глаз штук пятнадцать у него уже есть. Ловит на стояка. Вокруг у соседей по две-три рыбки. Кто играет мормышкой, кто ждет. Радует, что пара человек тоже, как и я, пытаются соблазнять рыбу безмотылкой. Заговорщицки подмигиваем друг другу. Мелочь, а приятно. И все же я цепляюсь за корягу. Отцеп, похоже, распугал рыбу, но пересесть в другое место не представляется возможным.
Постепенно клев угасает. Я словил окунька в 150 г и уже минут десять не вижу поклевки. Приятель, припозднившись, успевает поймать лишь несколько рыбин и теперь тоже сидит в ожидании. Перестал ловить и счастливец -парнишка. Толпа начинает редеть, рыбаки покидают лунки и направляются… ну, вон еще толпа образовалась в ста метрах. Мы с приятелем остаемся одни и решаем ждать здесь следующего выхода. У меня просто уже нет сил на поиски. Пьем чай, чешем анекдоты. Наконец, кивок приятеля на стоячей удочке характерно выгибается вверх. Есть! Я с усердием начинаю играть мормышкой. И тоже поклевка. Я ловлю две рыбки, приятель — четыре. И опять тишина.
Быстро подкрался вечер. Собираемся, подсчитываем добычу. У меня тринадцать хвостов, у приятеля девять. Клев был утром — его мы прозевали, и после полдника. Этот мы застали. Но клев вялый, скоротечный, а рыба еще в пиявках. Она только-только начинает весеннее движение. Мы нарвались на ее авангард. Думаю, через недельку станут подходить ударные силы, те, что имеют в составе бойцов — полкилошников. Да и отряд особого назначения, из экземпляров за восемьсот, обязательно проявится. Так что пора собираться на сорогу, пора!
